ХРАМОВ
21 марта отмечается Всемирный день поэзии.
В этот же день родился поэт Евгений Храмов (1932-2001).
Его судьба лишена внешнего драматизма. Прожил заметную творческую жизнь, много издавался, редакторствовал, переводил.
Тем страшнее забвение, которое настигло Храмова сразу после смерти (да и смерть прошла незамеченной).
Это поэт достойный.
Храмов никогда не отзывался о чужих стихах плохо. Никогда не выносил поспешные оценки, приговоры. Парадоксальным образом, это качество выдавало в нем бывшего «следака».
Евгений начинал как криминалист, закончив юридический факультет МГУ.
Вообще при рождении фамилия его была Абельман, но когда парень, влюбившись, попросил у родителей будущей первой жены Даяны Хромой руку и сердце дочери, те выдвинули дикое условие: изменить в браке неблагозвучную фамилию, но так чтобы новая фамилия напоминала старую.
Как-то вывернулись, и Абельман стал Храмовым.
На дворе стояли поэтические шестидесятые, включающие в себя, между прочим, таежную романтику. Бросив прокуратуру, Храмов отправился в геологическую экспедицию. Вернулся оттуда с первой книгой стихов.
Визитной карточкой молодого поэта стало посвященное Николаю Старшинову стихотворение «Родина».
Действительно, замечательное!
РОДИНА
Шли женщины,
и на плечах – лопаты:
окопы рыть под городом Москвой.
Страна
смотрела на меня с плаката,
седая,
с непокрытой головой.
Она звала меня глазами строгими,
сжав крепко губы, чтоб не закричать.
И мне казалось, что похожа Родина
на тётю Дашу из квартиры пять.
-
На тётю Дашу,
рядом с нами жившую,
двух сыновей на запад проводившую,
да, на неё, вдову красноармейскую,
усталую,
упрямую
и резкую.
-
А я хотел участвовать в десантах,
кричать в эфир: «Тюльпан»! Я «Резеда»!..»
Мне шёл тогда едва второй десяток,
меня на фронт не брали поезда.
И я смотрел с серьёзностью недетской
в её лицо с морщинками у губ
и лишь на двойки отвечал немецкий,
чтоб выразить презрение к врагу.
-
Она звала меня глазами строгими,
сжав губы крепко, чтоб не закричать.
И мне казалось, что похожа Родина
на тётю Дашу из квартиры пять.
Книги у Храмова выходили. На него любил пописывать пародии записной эстрадник Александр Иванов.
Евгений заведовал отделом поэзии журнала «Новый мир».
Много занимался с молодежью в литературной студии, шутливо декларируя педагогический принцип: «Если хотя бы половина из вас через пару лет перестанет писать стихи, буду считать свою жизнь прожитой не напрасно».
Не пропал и в новые времена. Почуяв конъюнктуру рынка, наводнил его переводами таких авторов как Генри Миллер («Сексус»), Эммануэль Арсан («Эммануэль»), маркиз де Сад («120 дней Содома»).
Но, конечно, главное в творческом наследии Храмова стихи.
Приведу напоследок мое любимое.
ЖЕНИХИ МОЕЙ СЕСТРЫ
Женихов моей сестры
Разбомбило под Ростовом.
Пронеслись над ними с ревом
Черно-белые кресты,
Пушки били у Днестра,
Кровью набухала Припять —
Оттого моя сестра
Не сумела замуж выйти.
Женихи моей сестры
В ночь уходят, день встречают.
Их московские дворы
На рассвете замечают.
Запечатаны уста,
Срублен тополь, срезан колос…
«В бой! За Родину! За Ста…»
пуля — и оборван голос.
Как погасшие костры —
Только пепел да уголья,
Женихи моей сестры
Из подполья, исподлобья
Молча смотрят сквозь туман.
Взмах руки. Крыло платочка.
«Дан приказ на запад…» Дан!
Дан и выполнен, и точка.
В этот же день родился поэт Евгений Храмов (1932-2001).
Его судьба лишена внешнего драматизма. Прожил заметную творческую жизнь, много издавался, редакторствовал, переводил.
Тем страшнее забвение, которое настигло Храмова сразу после смерти (да и смерть прошла незамеченной).
Это поэт достойный.
Храмов никогда не отзывался о чужих стихах плохо. Никогда не выносил поспешные оценки, приговоры. Парадоксальным образом, это качество выдавало в нем бывшего «следака».
Евгений начинал как криминалист, закончив юридический факультет МГУ.
Вообще при рождении фамилия его была Абельман, но когда парень, влюбившись, попросил у родителей будущей первой жены Даяны Хромой руку и сердце дочери, те выдвинули дикое условие: изменить в браке неблагозвучную фамилию, но так чтобы новая фамилия напоминала старую.
Как-то вывернулись, и Абельман стал Храмовым.
На дворе стояли поэтические шестидесятые, включающие в себя, между прочим, таежную романтику. Бросив прокуратуру, Храмов отправился в геологическую экспедицию. Вернулся оттуда с первой книгой стихов.
Визитной карточкой молодого поэта стало посвященное Николаю Старшинову стихотворение «Родина».
Действительно, замечательное!
РОДИНА
Шли женщины,
и на плечах – лопаты:
окопы рыть под городом Москвой.
Страна
смотрела на меня с плаката,
седая,
с непокрытой головой.
Она звала меня глазами строгими,
сжав крепко губы, чтоб не закричать.
И мне казалось, что похожа Родина
на тётю Дашу из квартиры пять.
-
На тётю Дашу,
рядом с нами жившую,
двух сыновей на запад проводившую,
да, на неё, вдову красноармейскую,
усталую,
упрямую
и резкую.
-
А я хотел участвовать в десантах,
кричать в эфир: «Тюльпан»! Я «Резеда»!..»
Мне шёл тогда едва второй десяток,
меня на фронт не брали поезда.
И я смотрел с серьёзностью недетской
в её лицо с морщинками у губ
и лишь на двойки отвечал немецкий,
чтоб выразить презрение к врагу.
-
Она звала меня глазами строгими,
сжав губы крепко, чтоб не закричать.
И мне казалось, что похожа Родина
на тётю Дашу из квартиры пять.
Книги у Храмова выходили. На него любил пописывать пародии записной эстрадник Александр Иванов.
Евгений заведовал отделом поэзии журнала «Новый мир».
Много занимался с молодежью в литературной студии, шутливо декларируя педагогический принцип: «Если хотя бы половина из вас через пару лет перестанет писать стихи, буду считать свою жизнь прожитой не напрасно».
Не пропал и в новые времена. Почуяв конъюнктуру рынка, наводнил его переводами таких авторов как Генри Миллер («Сексус»), Эммануэль Арсан («Эммануэль»), маркиз де Сад («120 дней Содома»).
Но, конечно, главное в творческом наследии Храмова стихи.
Приведу напоследок мое любимое.
ЖЕНИХИ МОЕЙ СЕСТРЫ
Женихов моей сестры
Разбомбило под Ростовом.
Пронеслись над ними с ревом
Черно-белые кресты,
Пушки били у Днестра,
Кровью набухала Припять —
Оттого моя сестра
Не сумела замуж выйти.
Женихи моей сестры
В ночь уходят, день встречают.
Их московские дворы
На рассвете замечают.
Запечатаны уста,
Срублен тополь, срезан колос…
«В бой! За Родину! За Ста…»
пуля — и оборван голос.
Как погасшие костры —
Только пепел да уголья,
Женихи моей сестры
Из подполья, исподлобья
Молча смотрят сквозь туман.
Взмах руки. Крыло платочка.
«Дан приказ на запад…» Дан!
Дан и выполнен, и точка.