ПОСАДИТЬ ПОЭТА (ДЖЕК АЛТАУЗЕН VS ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВ)
В двадцатые годы в советской литературе появилась генерация «комсомольских» поэтов. Имя им было легион. Жаров, Уткин, Безыменский… Прочая гремевшая мелочь. В истории поэзии из «комсомольцев» сохранились разве что Ярослав Смеляков (ценой нескольких отсидок) да Михаил Светлов (удачно променявший натужную рифмовку на веселое краснобайство выпивохи). Остальные потонули в барабанном бое времени.
Родившийся 14 декабря Джек Алтаузен был как раз «комсомольским» поэтом. В истории литературы ему выдана «черная метка» за провокацию, приведшую к аресту гениального Павла Васильева.
Алтаузен делал потихоньку карьеру, выпуская сборнички стихов и почитывая их с эстрады. У тогдашней молодежи он пользовался популярностью. В стихах Алтаузена билась темпераментная жилка времени.
До поры до времени главным оппонентом «комсомольских» поэтов был породивший их Маяковский. Костерил он ребяток за непрофессионализм, стремление прикрыть нужной темкой убогость рифм.
Но Маяковский умер, желающих дискутировать с государственным трендом не находилось. Для наследников Серебряного века (Пастернак, Ахматова), конструктивистов (Сельвинский, Кирсанов), новокрестьянских поэтов (Орешин, Клюев) Жаров и компания были людьми другой профессии. О чем с ними говорить?
И тут появился Павел Васильев.
Это был юноша «кровь с молоком», которого все сочли прямым наследником Есенина. К сожалению, Васильев унаследовал не только дар великого поэта, но и его разухабистость. Он постоянно попадал в пьяные переделки.
Дошло до того, что Васильева одернул классик пролетарской литературы Горький. 14 июня 1934 года ряд газет опубликовал его статью «Литературные забавы». Проводя знак равенства между хулиганством Васильева и фашизмом, Горький цитировал письмо литератора, предпочитающего остаться анонимным.
«А вот — Васильев Павел, он бьёт жену, пьянствует. Многое мной в отношении к нему проверяется, хотя облик его и ясен. Я пробовал поговорить с ним по поводу его отношения к жене.
— Она меня любит, а я её разлюбил… Удивляются все — она хорошенькая… А вот я её разлюбил…
Развинченные жесты, поступки и мысли двадцатилетнего неврастеника, тон наигранный, театральный»
С женщинами молодой, чувствительный поэт действительно заигрался. Первую жену Васильев бросил глубоко беременной, сойдясь с Еленой Вяловой (сестрой редактора «Нового мира» Ивана Гронского).
От Елены начал погуливать в сторону известной московской красавицы Натальи Кончаловской (в будущем жена Сергея Михалкова). Ей Васильев посвятил «Стихи в честь Натальи», где героиня…
Так идет, что ветви зеленеют,
Так идет, что соловьи чумеют,
Так идет, что облака стоят.
Так идет, пшеничная от света,
Больше всех любовью разогрета,
В солнце вся от макушки до пят.
Так идет, земли едва касаясь,
И дают дорогу, расступаясь,
Шлюхи из фокстротных табунов,
У которых кудлы пахнут псиной,
Бедра крыты кожею гусиной,
На ногах мозоли от обнов.
Лето пьет в глазах ее из брашен,
Нам пока Вертинский ваш не страшен -
Чертова рогулька, волчья сыть.
Мы еще Некрасова знавали,
Мы еще "Калинушку" певали,
Мы еще не начинали жить.
Эти стихи знала вся литературная Москва.
И потому нет оправдания Джеку Алтаузену.
Ведь именно он 14 мая 1935 года на пьяной вечеринке уничижительно отзывается о Наталье Кончаловской, глядя Васильеву в глаза. Васильев бросается в драку.
Не знаю, чем конкретно Васильев достал Алтаузена и компанию. Нынешние русофилы, ясен пень, пытаются провести Васильева, как жертву еврейского заговора. Не думаю, что ненависть к таланту имеет национальность. А компания продемонстрировала именно ее.
Конечно, это была провокация. Противников поэта бытовой скандал не устраивал. Через десять дней «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», текст которого составил Александр Безыменский.
«В течение последних лет в литературной жизни Москвы почти все случаи проявления аморально-богемских или политически-реакционных выступлений и поступков были связаны с именем поэта Павла Васильева…
Последние факты особенно разительны. Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме по проезду Художественного театра, где он избил поэта Алтаузена, сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками и угрозами расправы по адресу Асеева и других советских поэтов. Этот факт подтверждает, что Васильев уже давно прошёл расстояние, отделяющее хулиганство от фашизма…
Мы считаем, что необходимо принять решительные меры против хулигана Васильева, показав тем самым, что в условиях советской действительности оголтелое хулиганство фашистского пошиба ни для кого не сойдёт безнаказанным…»
Текст подписало двадцать поэтов. Среди них Борис Корнилов, Иосиф Уткин, Семен Кирсанов.
26 мая следователь НКВД Шиваров докладывает Генриху Ягоде, что литературная общественность требует изолировать Васильева. Конкретно Безыменский и Сурков пригрозили, - если не будет действий, они дойдут до Сталина.
И уже через два месяца Васильева осудили на полтора года лишения свободы.
Вольно или невольно застрельщиком этой истории стал Джек Алтаузен.
Васильева выпустят через год, потом снова схватят и уже расстреляют.
Джеку Алтаузену судьба приготовила другую гибель.
Нет – нет, да и приведет кто-нибудь из публицистов строки Алтаузена:
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского, зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно мы им не свернули шею,
Я знаю, это было бы подстать.
Подумаешь, они спасли Рассею!
А может, было лучше не спасать?
Естественно, цитируют эти стихи с посылом: «Посмотрите, какая сука! Ему на Россию плевать! У него исторической памяти нет!»
Существует, однако, контекст времени. Да, у поколения Алтаузена не было прошлого. Оно жило светлым будущим мировой революции, в результате которой на земле воцарится социальная справедливость.
Алтаузен наломал дров, но он заплатил за свою мечту жизнью.
Он героически погиб 27 мая 1942 года в наступательной операции под Харьковым.
Похоронен в братской могиле.
То есть, поэт, призывающий не спасать Россию, на деле сложил за нее голову.
И если страшный суд справедлив, за это ему многое простится.
Родившийся 14 декабря Джек Алтаузен был как раз «комсомольским» поэтом. В истории литературы ему выдана «черная метка» за провокацию, приведшую к аресту гениального Павла Васильева.
Алтаузен делал потихоньку карьеру, выпуская сборнички стихов и почитывая их с эстрады. У тогдашней молодежи он пользовался популярностью. В стихах Алтаузена билась темпераментная жилка времени.
До поры до времени главным оппонентом «комсомольских» поэтов был породивший их Маяковский. Костерил он ребяток за непрофессионализм, стремление прикрыть нужной темкой убогость рифм.
Но Маяковский умер, желающих дискутировать с государственным трендом не находилось. Для наследников Серебряного века (Пастернак, Ахматова), конструктивистов (Сельвинский, Кирсанов), новокрестьянских поэтов (Орешин, Клюев) Жаров и компания были людьми другой профессии. О чем с ними говорить?
И тут появился Павел Васильев.
Это был юноша «кровь с молоком», которого все сочли прямым наследником Есенина. К сожалению, Васильев унаследовал не только дар великого поэта, но и его разухабистость. Он постоянно попадал в пьяные переделки.
Дошло до того, что Васильева одернул классик пролетарской литературы Горький. 14 июня 1934 года ряд газет опубликовал его статью «Литературные забавы». Проводя знак равенства между хулиганством Васильева и фашизмом, Горький цитировал письмо литератора, предпочитающего остаться анонимным.
«А вот — Васильев Павел, он бьёт жену, пьянствует. Многое мной в отношении к нему проверяется, хотя облик его и ясен. Я пробовал поговорить с ним по поводу его отношения к жене.
— Она меня любит, а я её разлюбил… Удивляются все — она хорошенькая… А вот я её разлюбил…
Развинченные жесты, поступки и мысли двадцатилетнего неврастеника, тон наигранный, театральный»
С женщинами молодой, чувствительный поэт действительно заигрался. Первую жену Васильев бросил глубоко беременной, сойдясь с Еленой Вяловой (сестрой редактора «Нового мира» Ивана Гронского).
От Елены начал погуливать в сторону известной московской красавицы Натальи Кончаловской (в будущем жена Сергея Михалкова). Ей Васильев посвятил «Стихи в честь Натальи», где героиня…
Так идет, что ветви зеленеют,
Так идет, что соловьи чумеют,
Так идет, что облака стоят.
Так идет, пшеничная от света,
Больше всех любовью разогрета,
В солнце вся от макушки до пят.
Так идет, земли едва касаясь,
И дают дорогу, расступаясь,
Шлюхи из фокстротных табунов,
У которых кудлы пахнут псиной,
Бедра крыты кожею гусиной,
На ногах мозоли от обнов.
Лето пьет в глазах ее из брашен,
Нам пока Вертинский ваш не страшен -
Чертова рогулька, волчья сыть.
Мы еще Некрасова знавали,
Мы еще "Калинушку" певали,
Мы еще не начинали жить.
Эти стихи знала вся литературная Москва.
И потому нет оправдания Джеку Алтаузену.
Ведь именно он 14 мая 1935 года на пьяной вечеринке уничижительно отзывается о Наталье Кончаловской, глядя Васильеву в глаза. Васильев бросается в драку.
Не знаю, чем конкретно Васильев достал Алтаузена и компанию. Нынешние русофилы, ясен пень, пытаются провести Васильева, как жертву еврейского заговора. Не думаю, что ненависть к таланту имеет национальность. А компания продемонстрировала именно ее.
Конечно, это была провокация. Противников поэта бытовой скандал не устраивал. Через десять дней «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», текст которого составил Александр Безыменский.
«В течение последних лет в литературной жизни Москвы почти все случаи проявления аморально-богемских или политически-реакционных выступлений и поступков были связаны с именем поэта Павла Васильева…
Последние факты особенно разительны. Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме по проезду Художественного театра, где он избил поэта Алтаузена, сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками и угрозами расправы по адресу Асеева и других советских поэтов. Этот факт подтверждает, что Васильев уже давно прошёл расстояние, отделяющее хулиганство от фашизма…
Мы считаем, что необходимо принять решительные меры против хулигана Васильева, показав тем самым, что в условиях советской действительности оголтелое хулиганство фашистского пошиба ни для кого не сойдёт безнаказанным…»
Текст подписало двадцать поэтов. Среди них Борис Корнилов, Иосиф Уткин, Семен Кирсанов.
26 мая следователь НКВД Шиваров докладывает Генриху Ягоде, что литературная общественность требует изолировать Васильева. Конкретно Безыменский и Сурков пригрозили, - если не будет действий, они дойдут до Сталина.
И уже через два месяца Васильева осудили на полтора года лишения свободы.
Вольно или невольно застрельщиком этой истории стал Джек Алтаузен.
Васильева выпустят через год, потом снова схватят и уже расстреляют.
Джеку Алтаузену судьба приготовила другую гибель.
Нет – нет, да и приведет кто-нибудь из публицистов строки Алтаузена:
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского, зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно мы им не свернули шею,
Я знаю, это было бы подстать.
Подумаешь, они спасли Рассею!
А может, было лучше не спасать?
Естественно, цитируют эти стихи с посылом: «Посмотрите, какая сука! Ему на Россию плевать! У него исторической памяти нет!»
Существует, однако, контекст времени. Да, у поколения Алтаузена не было прошлого. Оно жило светлым будущим мировой революции, в результате которой на земле воцарится социальная справедливость.
Алтаузен наломал дров, но он заплатил за свою мечту жизнью.
Он героически погиб 27 мая 1942 года в наступательной операции под Харьковым.
Похоронен в братской могиле.
То есть, поэт, призывающий не спасать Россию, на деле сложил за нее голову.
И если страшный суд справедлив, за это ему многое простится.